
пятница, 07 мая 2010
у беды глаза зелёные...
Эти сладкие оковы не сбросить... Не расправить крылья... Не вздохнуть свободно...


у беды глаза зелёные...
Потому что лето не кончится.
Лето – сказка, а сказки – вечные.
Небо будет ярко-безоблачным
Ветры будут тёплые-встречные.
Иван чай цветёт. Может именно
Оттого земля ещё вертится?
На твоей ладошке линии
Как на листьях у клёна – веришь ли?
Рук не убирай, взгляд не отводи,
Твои волосы пахнут травами.
Мне с тобой и жизни мало быть,
Но не страшно мне расставание.
Потому что лето не кончится
Тепловетренное и светлое…
Я люблю тебя очень-очень
Потому земля ещё вертится?
(с) Лайарэ

Лето – сказка, а сказки – вечные.
Небо будет ярко-безоблачным
Ветры будут тёплые-встречные.
Иван чай цветёт. Может именно
Оттого земля ещё вертится?
На твоей ладошке линии
Как на листьях у клёна – веришь ли?
Рук не убирай, взгляд не отводи,
Твои волосы пахнут травами.
Мне с тобой и жизни мало быть,
Но не страшно мне расставание.
Потому что лето не кончится
Тепловетренное и светлое…
Я люблю тебя очень-очень
Потому земля ещё вертится?
(с) Лайарэ

четверг, 06 мая 2010
у беды глаза зелёные...
Девочка Соня искала счастье, везде: под диваном, в парке, на полках и даже в холодильнике, но всё это было не то. Однажды, к Соне в класс пришёл мальчик Миша, и она почувствовала, что счастье где-то близко. Один раз девочка чуть не дотронулась до счастья, но она оказалось колючим, и Сонечка испугалась. Как-то летом, когда Соня уже забыла о поисках неведомого клада, она встретила Диму, он тоже искал счастье… (c) backward c li.ru


у беды глаза зелёные...
Душные ночи бесшумного шороха.
Серая комната, окна заклеены.
Слёзы и стоны, снаружи - ни всполоха.
Мне говорили, что раньше я верила...
Мокрый асфальт через стёкла укрытия.
Мокрая кожа от боли внутри...
Боль - от случайного будто открытия...
Я не могу сказать. Ты говори.
Ясное небо и жёлтые лучики.
Серые стены облеплены пятнами.
Двери в тюрьму - с золочеными ручками...
Людям, чье сердце любовью запятнано.
Я улыбаюсь - привычка из прошлого,
Даже смеюсь - тишина меня мучает.
Мы... Мы - ничто, только сердца заложники,
Ждем для побега удобного случая.
А, убежав, озираемся в ужасе -
Эта свобода страшней заточения.
Сердце свободное поиском мучится...
И погибает... без заключения.
Страшные ночи бесшумного шороха.
Черная комната, окна заклеены.
Крики и стоны. Снаружи - ни всполоха.
Я говорила, а вы мне не верили.
(c)

Серая комната, окна заклеены.
Слёзы и стоны, снаружи - ни всполоха.
Мне говорили, что раньше я верила...
Мокрый асфальт через стёкла укрытия.
Мокрая кожа от боли внутри...
Боль - от случайного будто открытия...
Я не могу сказать. Ты говори.
Ясное небо и жёлтые лучики.
Серые стены облеплены пятнами.
Двери в тюрьму - с золочеными ручками...
Людям, чье сердце любовью запятнано.
Я улыбаюсь - привычка из прошлого,
Даже смеюсь - тишина меня мучает.
Мы... Мы - ничто, только сердца заложники,
Ждем для побега удобного случая.
А, убежав, озираемся в ужасе -
Эта свобода страшней заточения.
Сердце свободное поиском мучится...
И погибает... без заключения.
Страшные ночи бесшумного шороха.
Черная комната, окна заклеены.
Крики и стоны. Снаружи - ни всполоха.
Я говорила, а вы мне не верили.
(c)

понедельник, 03 мая 2010
у беды глаза зелёные...
У нервов подкашиваются ноги.


у беды глаза зелёные...
Может быть, я слишком замечталась, но ведь девушке позволено мечтать.


у беды глаза зелёные...
вплавляю свою тишину в разговор.
женское – в женское: не по-библейски.
люблю. не тебя. не себя. никого.
Никто задохнулся от ласковой лести,
которая льет из моей тишины,
такой неподатливой бабским болтушкам.
люблю. не тебя. ласты выброшены
на берег. и маска. и трубка. мне душно
от этого тихого небытия.
от жизни внутри. ты смеешься. и ало
твой рот колосится. и небо – ты. я
молчу, уцепившись за плоть одеяла,
за плотный угольник, за плюшевый край,
мне больно молчать безъязыкой улиткой.
любовная крошка, как уголь – икра.
любовная крошка по баночным литрам.

женское – в женское: не по-библейски.
люблю. не тебя. не себя. никого.
Никто задохнулся от ласковой лести,
которая льет из моей тишины,
такой неподатливой бабским болтушкам.
люблю. не тебя. ласты выброшены
на берег. и маска. и трубка. мне душно
от этого тихого небытия.
от жизни внутри. ты смеешься. и ало
твой рот колосится. и небо – ты. я
молчу, уцепившись за плоть одеяла,
за плотный угольник, за плюшевый край,
мне больно молчать безъязыкой улиткой.
любовная крошка, как уголь – икра.
любовная крошка по баночным литрам.

у беды глаза зелёные...
Я свалился в мечту, как в море.
И меня унесло волной...

И меня унесло волной...

у беды глаза зелёные...
я счастлива в любом состоянии.
я чувствую.
у меня бьется сердце.

я чувствую.
у меня бьется сердце.

у беды глаза зелёные...
Когда прервётся мой последний вдох
(а, может, выдох – тихо, на излёте),
Я стану книгой собственных стихов
В видавшем виды мягком переплёте,
Подаренной кому-то с пьяных глаз
На вечере в "рассаднике культуры".
Её/меня откроют пару раз
И сунут в шкаф к другой макулатуре
Перебирать, как бусины в горсти,
Саму себя – побуквенно, построчно,
Прокусывая пальцы до кости,
И биться в прутья клетки одиночной,
Бумажные – но тем обидней плен.
О, роскошь рук, ломающих оковы!
Вздохнуть, расправить плечи, встать с колен,
Вложить себя в единственное слово,
И дротиком – в доверчивый зрачок,
Отравленным зерном в чужую пашню.
Здесь сухо, каменисто, горячо –
В такую землю и ложиться страшно,
Не то, что прорастать сквозь зной и снег,
Подзол души насилуя корнями.
...Но я пытаюсь вытолкнуть побег
Из сердца, набухающего в ране.

(а, может, выдох – тихо, на излёте),
Я стану книгой собственных стихов
В видавшем виды мягком переплёте,
Подаренной кому-то с пьяных глаз
На вечере в "рассаднике культуры".
Её/меня откроют пару раз
И сунут в шкаф к другой макулатуре
Перебирать, как бусины в горсти,
Саму себя – побуквенно, построчно,
Прокусывая пальцы до кости,
И биться в прутья клетки одиночной,
Бумажные – но тем обидней плен.
О, роскошь рук, ломающих оковы!
Вздохнуть, расправить плечи, встать с колен,
Вложить себя в единственное слово,
И дротиком – в доверчивый зрачок,
Отравленным зерном в чужую пашню.
Здесь сухо, каменисто, горячо –
В такую землю и ложиться страшно,
Не то, что прорастать сквозь зной и снег,
Подзол души насилуя корнями.
...Но я пытаюсь вытолкнуть побег
Из сердца, набухающего в ране.

у беды глаза зелёные...
запах листвы и сладостное ожидание лета.
персиковый рассвет и свежесть утренней росы.
белое одеяло и ощущение ласковой безмятежности.
васильковое небо, бабочки, чай с лимоном и корицей, и новая,счастливая весна

персиковый рассвет и свежесть утренней росы.
белое одеяло и ощущение ласковой безмятежности.
васильковое небо, бабочки, чай с лимоном и корицей, и новая,счастливая весна

у беды глаза зелёные...
Да что скрывать - я любила их.
Любила неясности, нестабильности, острые как сотни иголок,
переживания, иногда становящиеся жестокими играми.©

Любила неясности, нестабильности, острые как сотни иголок,
переживания, иногда становящиеся жестокими играми.©

у беды глаза зелёные...
Хоть порвись на клочья, хоть наизнанку вывернись –
Не спасти, да что там, просто не удержать.
У неё в глазах живёт золотая искренность,
Что куда больнее выстрела и ножа.
У её кошмаров – запах вина и жалости,
У бессонниц – привкус мёда и молока.
Будешь плакать? пить коньяк? умолять? – Пожалуйста.
Только лучше молча выпей ещё бокал.
Безысходность дышит яблоком – до оскомины,
Голубые луны светятся горячо.
Ей судьба давно отмерена и присвоена
Инвентарной биркой-лилией на плечо.
Да куда ты – брось рюкзак, не спеши, успеется.
Положи на место ключ... я сказала – брось!
Это ей – дорожный знак, ветряные мельницы
И чужие жизни, прожитые насквозь.
А тебе – июльский вечер в саду под вишнями.
Сигарета, тремор пальцев, искусан рот.
Это больно, чёрт возьми, становиться лишним, но...
Потерпи, пройдёт. А может быть… нет, пройдёт.

Не спасти, да что там, просто не удержать.
У неё в глазах живёт золотая искренность,
Что куда больнее выстрела и ножа.
У её кошмаров – запах вина и жалости,
У бессонниц – привкус мёда и молока.
Будешь плакать? пить коньяк? умолять? – Пожалуйста.
Только лучше молча выпей ещё бокал.
Безысходность дышит яблоком – до оскомины,
Голубые луны светятся горячо.
Ей судьба давно отмерена и присвоена
Инвентарной биркой-лилией на плечо.
Да куда ты – брось рюкзак, не спеши, успеется.
Положи на место ключ... я сказала – брось!
Это ей – дорожный знак, ветряные мельницы
И чужие жизни, прожитые насквозь.
А тебе – июльский вечер в саду под вишнями.
Сигарета, тремор пальцев, искусан рот.
Это больно, чёрт возьми, становиться лишним, но...
Потерпи, пройдёт. А может быть… нет, пройдёт.

у беды глаза зелёные...
Однажды в лесу я услышал, как выл шакал.
Как тихо хрипел окровавленный белый конь,
А рядом чуть слышно шуршала водой река.
И кто-то из местных развел у реки огонь
Шакала убил, а огонь затушил водой.
И конь мне шепнул: «Ты проси чего хочешь – дам»
Я вспомнил, что дед чудеса называл бедой.
Поведайте, боги - Какая же тут беда?
И я попросил: «Я хочу неземной любви!
Взаимной и вечной как небо, как летний зной»
Конь стукнул копытом и молвил: «Адель явись!»
Явилась прекрасная женщина предо мной.
Влюбился в нее так, что даже дышать не мог.
В чудесную, хрупкую, легкую словно тень.
Нас лес обвенчал перед Богом и, видит Бог,
Я только лишь с ней свой удел разделить хотел.
Но только откуда я знал про игру судьбы
Конь стукнул копытом и деву мою убил:
«Теперь ты, конечно, не сможешь ее забыть
Приказ твой исполнил – Теперь ты всегда любим»
И взвыл я: «Что делать, о, мой белокрылый конь?!
Ты думаешь эту любовь я всю жизнь искал?
Я выбросил душу, и душу сожрал огонь.
Я выплюнул сердце, и сердце унес шакал»
Я топнул в сердцах, только ветер из-под копыт.
Мой взгляд потускнел, а потом насовсем угас.
Остались со мною тоска и печать судьбы
И тяжкое бремя, что раньше носил пегас.

Как тихо хрипел окровавленный белый конь,
А рядом чуть слышно шуршала водой река.
И кто-то из местных развел у реки огонь
Шакала убил, а огонь затушил водой.
И конь мне шепнул: «Ты проси чего хочешь – дам»
Я вспомнил, что дед чудеса называл бедой.
Поведайте, боги - Какая же тут беда?
И я попросил: «Я хочу неземной любви!
Взаимной и вечной как небо, как летний зной»
Конь стукнул копытом и молвил: «Адель явись!»
Явилась прекрасная женщина предо мной.
Влюбился в нее так, что даже дышать не мог.
В чудесную, хрупкую, легкую словно тень.
Нас лес обвенчал перед Богом и, видит Бог,
Я только лишь с ней свой удел разделить хотел.
Но только откуда я знал про игру судьбы
Конь стукнул копытом и деву мою убил:
«Теперь ты, конечно, не сможешь ее забыть
Приказ твой исполнил – Теперь ты всегда любим»
И взвыл я: «Что делать, о, мой белокрылый конь?!
Ты думаешь эту любовь я всю жизнь искал?
Я выбросил душу, и душу сожрал огонь.
Я выплюнул сердце, и сердце унес шакал»
Я топнул в сердцах, только ветер из-под копыт.
Мой взгляд потускнел, а потом насовсем угас.
Остались со мною тоска и печать судьбы
И тяжкое бремя, что раньше носил пегас.

у беды глаза зелёные...
...И всё закончилось, в общем, плохо.
Погас в глазах затаённый блеск.
Повисла пауза. Кошка сдохла,
Как полагается, хвост облез.
Сентябрь-месяц с ножом в кармане
Надежды отнял,оставив жить.
Твой голос бодростью не обманет,
От нарочитости став чужим.
Уходят чувства, их след горячий
Ложится строчками на листках.
Я нежность снова за рифмой прячу.
Как станет грустно - иди искать.

Погас в глазах затаённый блеск.
Повисла пауза. Кошка сдохла,
Как полагается, хвост облез.
Сентябрь-месяц с ножом в кармане
Надежды отнял,оставив жить.
Твой голос бодростью не обманет,
От нарочитости став чужим.
Уходят чувства, их след горячий
Ложится строчками на листках.
Я нежность снова за рифмой прячу.
Как станет грустно - иди искать.

воскресенье, 02 мая 2010
у беды глаза зелёные...
Не грусти. Умоляю...Прошу...
Не мечтай. Счастье - бред. Снег. Дрожу.
Не люби. Это яд. Это боль.
И не верь. Я замёрз. Это роль.
Улыбайся. Плевать на других.
Раздевайся. Вся жизнь - только стих.
Засыпай. Сон. Спокойствие. Май.
Умирай. Хочешь жить? Поздно. Рай...

Не мечтай. Счастье - бред. Снег. Дрожу.
Не люби. Это яд. Это боль.
И не верь. Я замёрз. Это роль.
Улыбайся. Плевать на других.
Раздевайся. Вся жизнь - только стих.
Засыпай. Сон. Спокойствие. Май.
Умирай. Хочешь жить? Поздно. Рай...

у беды глаза зелёные...
Ты знаешь, а мне не писали стихов,
Таких, чтоб до дрожи пронять, до мурашек.
Мне, честно, хватало всегда только слов,
Что губы шептали, а тайны в кармашек.
Ты веришь, так хочется что-то менять,
И пусть это глупость, но кажется важной -
Хочу научиться легко я прощать
Людей-эгоистов с душою продажной.
Хочу научиться быть сильной среди
Таких же как я, но немножко жестоких,
Хочу научиться идти впереди,
Эх, знать бы о всех перспективах далеких…
Ты знаешь, так хочется просто вдвоем
Напротив друг друга глазами, руками
Мечтать, или вымокнуть вдруг под дождем,
Решив жизнь облегчить сегодня зонтами.
Ты знаешь, так хочется, чтоб голова
Кружилась немножко, но только от счастья,
И чтобы к поступкам вели все слова,
Ты знаешь, так хочется все в одночасье…
Поступков безумных, чтоб ради меня
С холодного неба созвездья снимали,
Сюрпризов приятных, чтобы для меня
Огромными буквами что-то писали.
Не вспомнить, наверно, и подвигов мне,
Быть может, не с теми не так я общалась,
Обидно, ты знаешь, и даже вдвойне -
Со мной волшебство никогда не случалось.
Ты веришь, так хочется бешеный стук
Сердечка почувствовать и растеряться,
Так сводит с ума счастья радостный звук,
С которым не терпится вместе остаться.
Ты знаешь, а мне не писали стихов,
Мне просто и искренне в трубку молчали
В минуты, когда сложно вымолвить слов,
Смотрели в глаза и тепло обнимали…

Таких, чтоб до дрожи пронять, до мурашек.
Мне, честно, хватало всегда только слов,
Что губы шептали, а тайны в кармашек.
Ты веришь, так хочется что-то менять,
И пусть это глупость, но кажется важной -
Хочу научиться легко я прощать
Людей-эгоистов с душою продажной.
Хочу научиться быть сильной среди
Таких же как я, но немножко жестоких,
Хочу научиться идти впереди,
Эх, знать бы о всех перспективах далеких…
Ты знаешь, так хочется просто вдвоем
Напротив друг друга глазами, руками
Мечтать, или вымокнуть вдруг под дождем,
Решив жизнь облегчить сегодня зонтами.
Ты знаешь, так хочется, чтоб голова
Кружилась немножко, но только от счастья,
И чтобы к поступкам вели все слова,
Ты знаешь, так хочется все в одночасье…
Поступков безумных, чтоб ради меня
С холодного неба созвездья снимали,
Сюрпризов приятных, чтобы для меня
Огромными буквами что-то писали.
Не вспомнить, наверно, и подвигов мне,
Быть может, не с теми не так я общалась,
Обидно, ты знаешь, и даже вдвойне -
Со мной волшебство никогда не случалось.
Ты веришь, так хочется бешеный стук
Сердечка почувствовать и растеряться,
Так сводит с ума счастья радостный звук,
С которым не терпится вместе остаться.
Ты знаешь, а мне не писали стихов,
Мне просто и искренне в трубку молчали
В минуты, когда сложно вымолвить слов,
Смотрели в глаза и тепло обнимали…

у беды глаза зелёные...

Убрав с земли снег, растормошив заснувшую реку, весна освободила людей от теплой одежды, разбросала под ноги зеленые ковры, развешала повсюду зеленые портьеры и занавески, снизила цены на живые цветы и мертвые улыбки, — словом, распорядилась так хорошо, так ловко и так заботливо, что не ценить всего этого невозможно

суббота, 01 мая 2010
у беды глаза зелёные...
Поезд. Стук колёс ритмичный,
Одинокие перроны,
Монотонное безличье
Полусонного вагона.
За окном - немые кадры
Полуночной киноленты,
Поделённые на шпалы,
Нанесённые на рельсы.
Терапия расставаний:
Чай в стакане, сигареты,
Фотоснимки - это память,
А тоска, наверно, это -
Тень. А где-то в море света
Золотые перекрёстки
Дней согреет солнце... Едет
Пассажирский "Лето-Осень"...

Одинокие перроны,
Монотонное безличье
Полусонного вагона.
За окном - немые кадры
Полуночной киноленты,
Поделённые на шпалы,
Нанесённые на рельсы.
Терапия расставаний:
Чай в стакане, сигареты,
Фотоснимки - это память,
А тоска, наверно, это -
Тень. А где-то в море света
Золотые перекрёстки
Дней согреет солнце... Едет
Пассажирский "Лето-Осень"...

у беды глаза зелёные...
Разбиться вдребезги, но встать и вновь взлететь, и обуздать и смерти страх, и жизни робость, и петь в полете, и плясать, и пить любовь... А на излете вдруг, враз исчезнуть и... пропасть.

