у беды глаза зелёные...
по-весенне неизбежно - неоправданная нежность
на моих губах.
я ещё болела гриппом, нос заложен был, но ты так,
ты так вкусно пах,
и дышал в пустом вагоне на озябшие ладони,
и шептал. когда
электризовался воздух, стало уже слишком поздно
стопить поезда.
даже таяли узоры на замёрзших стёклах - скорый
мчался всё быстрей -
таяли в руках ириски, время таяло так быстро;
ты меня не грел.
твои пальцы рисовали Питер, Ригу или Таллинн
на моих плечах;
я играла в недотрогу, попивая понемногу
свой горячий чай.
ты курил или смеялся, разрушал моё пространство.
по полу катясь,
рассыпавшиеся бусы от касаний и укусов
тлели. и хотя
силу наших притяжений от дыхания на шее
не преодолеть,
между нами восемь станций - перед расстояньем сдастся
даже суперклей.
это всё весна, и только, никогда лесные волки
не пасут овец.
поезд, тамбур, рельсы, шпалы стали бы для нас началом,
если б не конец.
на моих губах.
я ещё болела гриппом, нос заложен был, но ты так,
ты так вкусно пах,
и дышал в пустом вагоне на озябшие ладони,
и шептал. когда
электризовался воздух, стало уже слишком поздно
стопить поезда.
даже таяли узоры на замёрзших стёклах - скорый
мчался всё быстрей -
таяли в руках ириски, время таяло так быстро;
ты меня не грел.
твои пальцы рисовали Питер, Ригу или Таллинн
на моих плечах;
я играла в недотрогу, попивая понемногу
свой горячий чай.
ты курил или смеялся, разрушал моё пространство.
по полу катясь,
рассыпавшиеся бусы от касаний и укусов
тлели. и хотя
силу наших притяжений от дыхания на шее
не преодолеть,
между нами восемь станций - перед расстояньем сдастся
даже суперклей.
это всё весна, и только, никогда лесные волки
не пасут овец.
поезд, тамбур, рельсы, шпалы стали бы для нас началом,
если б не конец.
