Здравствуй, Малыш. Все нормально. Живу на крыше. Я все такой. По-прежнему вздорный. Рыжий. В меру упитан. В полном расцвете лет. Да, не летаю. В общем и целом – не с кем. И не считаю небо занятьем детским. Ты –то хоть помнишь? Нет, ты не помнишь. Нет. Кристера видел. Спился. Весьма уныло Выглядит на панели твоя Гунилла. А про тебя я в курсе из новостей. Стал депутатом в риксдаге ты или где там? Сто дураков внимают твоим советам. Ты не пустил на крышу своих детей. Тихо кругом. И пусто. Ну, разве кошка Черная промелькнет в слуховом окошке, С улицы донесется неясный вздор. Я, не меняя, переодену гетры. Все как обычно. Осень. Дожди и ветры. Лень есть варенье и проверять мотор. Я не летаю. Я не могу - с другими. Кстати… Ты и не знал – у меня есть имя… И не узнаешь, но подводя итог, Я не виню тебя. Все мне вполне понятно. Капли из низкой тучи еще бодрят, но… Просто, Малыш, ты вырос… А я не смог. (с)Дмитрий Якимов
Старый учитель физики, мрачный, как сто Арто, рвал записную на листики, рвал и бросал в окно. «Знайте же: все меняется, мы тоже были детьми… Скажите мне, чем измеряется расстояние между людьми?» Нет никакого повода придумывать или врать. «Длиной телефонного провода». И физик поставил «пять».
я всегда думаю перед тем, как совершить глупость. иногда по несколько раз. порой это так меня вдохновляет, что я совершаю две глупости. (с)
читать дальшеЧто ты оставишь, когда уйдешь, О чем ты будешь жалеть?
В Лондоне сумрак, туман и дождь, бутылка пуста на треть. В Лондоне сходятся все пути, как будто хотят тепла... Ричард приходит домой к шести, снимает промокший плащ. Ричард приходит домой в закат, не видный в такой туман. Ричард талантливый адвокат, неслыханный интриган, слушает вечером старый джаз, играет весной в крокет, носит, как мантию, свой пиджак, мобильник, как меч, в руке, слушает возгласы - "ну ты крут!", признания, смех коллег...
Только корона - блестящий круг - лежит у него в столе.
Кто-то идет - выходи встречать, тоску предавай золе. Ричарду видится по ночам страна в голубом стекле. Ричарду снятся напевы строк огромных библиотек, старые слуги, высокий трон, суровый король-отец, небо, прозрачное, как вода, дороги из серебра.
Но нет покоя тебе, когда за царство воюет брат. Но нет покоя, когда война, и нужен двоим престол, братским боям - велика цена, огнём озарен восток. Так продолжалось, смеется сон, наверное сотню дней. Брат был талантлив, силен, умён, но Ричард - его хитрей.
Магия, вообщем, обычный блеф, скучнейшие чудеса. Рич заточил его на Земле в больших городских часах. Только судьба, как сказанья птиц, колеблется на свету: чтобы не вырвался недруг-принц, сам Ричард остался тут. Столько воды уже утекло, как кровь на конец ножа...но как увидит во сне стекло - и руки опять дрожат...
Что ты оставишь после себя О чем ты решишь смолчать? Бегают двое смешных ребят По замку, всё хохоча Вот серебром отливает путь, Украсть бы, да взять себе... Полночь. Скорее бы отдохнуть. Двенадцать раз бьет Биг-Бен.
Джек-с-Фонарем
Город внутри
Видите, доктор? У меня в подреберье - город. Его узкие улочки водят закат по кругу, на ратуше бьют часы… Приложите руку – Вы услышите этот древний тревожный бой. Что со мной? Это лечится, доктор? А ночью в нем слишком тихо. Так обманчиво тихо, что можно почти поверить, Что почтенные семьи покрепче закрыли двери, Каждый смотрит свой сон под батистовым колпаком… А потом Раздается чуть слышный звон – перебором нот… Доктор, послушайте! Это Она поет. На площади у собора. Ей светит факел, И танец, как скальпель, меня рассекает… Хватит! Мне больно! Нельзя ли как-нибудь без ножа? Конечно, никто Вам раньше не возражал… Конечно, Вы, доктор – знаете, как лечить… Но купол собора – сводом моих ключиц, И если случайно задеть этот нерв, то город… Послушайте, доктор, черт с ним, что очень скоро, черт с ним, что мне придется сойти с ума…
С залива на площадь приходит густой туман, ложится у ног Ее серым лохматым псом. Доктор, зашейте мне сердце – наискосок, суровыми нитками, лишь бы оно стучало. Доктор, успейте – сумерки у причала, Ей возвращаться на площадь, а мне болеть… Бинт будет белым, как парус на корабле, к счастью, их нынче много стоит в порту…
Спасибо, доктор! Больше я не приду.
И раздается звон – перебором нот. Как нестерпимо больно Она поет…
Я расскажу, что ты принц из другой страны. Я промолчу, что страны твоей больше нет. Той, где под солнцем и звездами все равны, Той, по которой ты плакал сейчас во сне.
Я расскажу, что глаза у тебя в отца. Я промолчу, что он был от рожденья слеп, Помня его волевые черты лица, Теплые руки, дающие теплый хлеб.
Я расскажу про родную твою сестру. Смуглую девочку, шуструю как лиса. Я промолчу, как тащили ее к костру. Богу Дождя не хотелось ее спасать.
В доме натоплено. Ночь и горит камин. Ты улыбаешься, веря моим словам. А за окном, осыпаясь, цветет жасмин А под окном, зеленея, растет трава.
Ты засыпаешь и видишь свои снега. Я научу, и ты сможешь сказать «люблю» Знаешь, как трудно бывает тебе солгать Если зима вдруг приходится на июль?
Подарите мне крылья… Получится? В День рождения или к весне… Я не стану сомненьями мучиться – Как мне быть и зачем они мне. Мне хотелось бы белые-белые, Чтоб ложилось перо на перо, Чтобы мысли негаданно- смелые Не сломали в полете крыло. Вы не бойтесь – они мне понравятся, Подберите размер по плечу, Мне так важно успеть не состариться, Прежде чем я от вас улечу. Мне так важно увидеть, взлетевшему, Грустный взгляд и прощанье руки, И еще не совсем поседевшему Прошептать, обернувшись – Прости! Подержите ладонями ветреность – Я поймаю воздушный поток, И небес голубая растерянность Промелькнет под подошвами ног. Задохнусь от восторга и ужаса, И оглохну от свиста в ушах… Мне всегда не хватало так мужества, Чтобы сразу шагнуть через страх. Подарите мне крылья… Не можете? Даже мысленно? Даже во сне? Неужели ничем не поможете… На кого же рассчитывать мне? Ведь же снилось (а сны не сбываются?), Как из белых больших облаков В ваши добрые руки спускаются Перья крыльев моих и стихов…
Он не отбрасывает тени. И звуки жизни в вечной теме Им расшифрованы давно. Свернулось время по спирали, Но перед ним такие дали, Что, если честно, всё равно. Сквозь крышу прорастает осень. Его опять по свету носит, Ночами кружит в облаках: Но цепь длинней его предела. Ошейник - половина дела, Важнее, в чьих она руках. Когда его никто не видит, Он любит, на карнизе сидя, Смотреть на свет через стекло. Как надоест - луна под боком, А кто заметит ненароком - Найдут к утру. Не повезло… Совсем один в воздушной яме, Он, окольцованный цепями, Наверное, один вдвойне. Не поддаваясь мыслям старым, Спешит побыть, почти что даром, Со звездами наедине. Обычай смешивать в бокале Контрастный душ дамасской стали И сердце синего огня Его когда-нибудь погубит. Но он ходить по краю любит, Своим бессмертьем смерть дразня. Давно не жив; Давно не призрак, Он видит землю через призму Ночных спокойных облаков. Внизу летает осторожно… Едва ли, в сущности, возможно Его избавить от оков, Однако быть - уже награда. И не беда, что быть - то надо Не добрым ангелом совсем. Его судьба, его свобода А если не согласен кто-то, К утру найдут. А я доем. (c)
1Все так естественно, как вдох и выдох... Все так естественно, хоть не дыши! И повторяется тот первый вывих Неловко спрыгнувшей с небес души. Так подворачивается все та же, Когда-то вывихнутая нога. И мы на дружбу идем отважно. Еще отважней, чем на врага. Все так естественно: они - вас; вы - их; Все так убийственно, что поделом... Ошибка в людях - привычный вывих. Жива. И даже не перелом.
Алла Ахундова
2 Падает снег, падает снег - Тысячи белых ежат... А по дороге идет человек, И губы его дрожат.
Мороз под шагами хрустит, как соль, Лицо человека - обида и боль, В зрачках два черных тревожных флажка Выбросила тоска.
Измена? Мечты ли разбитой звон? Друг ли с подлой душой? Знает об этом только он Да кто-то еще другой.
Случись катастрофа, пожар, беда - Звонки тишину встревожат. У нас милиция есть всегда И "Скорая помощь" тоже.
А если просто: падает снег И тормоза не визжат, А если просто идет человек И губы его дрожат?
А если в глазах у него тоска - Два горьких черных флажка? Какие звонки и сигналы есть, Чтоб подали людям весть?!
И разве тут может в расчет идти Какой-то там этикет, Удобно иль нет к нему подойти, Знаком ты с ним или нет?
Падает снег, падает снег, По стеклам шуршит узорным. А сквозь метель идет человек, И снег ему кажется черным...
И если встретишь его в пути, Пусть вздрогнет в душе звонок, Рванись к нему сквозь людской поток. Останови! Подойди!
Было душно от жгучего света, А взгляды его - как лучи. Я только вздрогнула: этот Может меня приручить. Наклонился - он что-то скажет... От лица отхлынула кровь. Пусть камнем надгробным ляжет На жизни моей любовь.
Не любишь, не хочешь смотреть? О, как ты красив, проклятый! И я не могу взлететь, А с детства была крылатой. Мне очи застит туман, Сливаются вещи и лица, И только красный тюльпан, Тюльпан у тебя в петлице.
Как велит простая учтивость, Подошел ко мне, улыбнулся, Полуласково, полулениво Поцелуем руки коснулся - И загадочных, древних ликов На меня посмотрели очи... Десять лет замираний и криков, Все мои бессонные ночи Я вложила в тихое слово И сказала его - напрасно. Отошел ты, и стало снова На душе и пусто и ясно. 1913
Анна Ахматова
Автора не знаю.Как хочется дотронуться... как страшно прикоснуться... А если жизнь разломится... расколется... как блюдце? А если не получится развлечься ненавязчиво... И сердце вдруг научится любить по настоящему? А вдруг ты станешь Солнышком... чтобы могла согреться... И спрячешься на донышке... распахнутого сердца? А вдруг свернусь калачиком в твоей душе навечно... Обняв тебя как мальчика заботою сердечной? А вдруг нам не захочется с тобою расставаться? А вдруг всё просто кончится... так не успев начаться... И что же? В омут броситься... иль может увернуться? Так хочется дотронуться... так страшно прикоснуться...
осень опять надевается с рукавов, электризует волосы - ворот узок. мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров и бережёшься слишком больших нагрузок. мир кладёт тебе в книги душистых слов, а в динамики - новых музык.
город после лета стоит худым, зябким, как в семь утра после вечеринки. ничего не движется, даже дым; только птицы под небом плавают, как чаинки, и прохожий смеется паром, уже седым.
у тебя были руки с затейливой картой вен, жаркий смех и короткий шрамик на подбородке. маяки смотрели на нас просительно, как сиротки, море брызгалось, будто масло на сковородке, пахло темными винами из таверн;
так осу, убив, держат в пальцах - "ужаль. ужаль". так зареванными идут из кинотеатра. так вступает осень - всегда с оркестра, как фрэнк синатра.
кто-то помнит нас вместе. ради такого кадра ничего, ничего, ничего не жаль.
Никогда не говори мне: смотри, ты видишь, я люблю тебя, вот, смотри.. Никогда, ты слышишь, никогда, никогда мне не лги, никогда не дари Ничего личного, ничего настоящего, ощущаемого, ничем не свети.. Я - вот она я - я люблю тебя, а ты молчи, ничего не говори, молчи.
* * * Она поправит юбку, блузку, выпрямит спину, кинет на него взгляд И словно искры из ее глаз летят; он говорит про жену, Она не слышит этот звуковой ряд: что-то там "Дети так плохо спят", Потом резкое "Иди сюда..". Она перебьет: "Не могу это слушать, слишком люблю тебя.
Вот поэтому я прошу: не связывай со мной свою вечернюю жизнь, Не зови так часто на встречи, давай мне играть с тобой и давай говорить, На большее - не претендую, большее - это не наш с тобой щит, Я потому и хожу к тебе, что ты можешь меня обнять, а потом отпустить..."
Он наденет рубашку, галстук, скажет: "Я пахну твоими духами. Несмотря на редкость встреч - ты завладела моими снами. Я не знаю, что будет отныне с нами и с этими вечерами ... " Она бормочет: "Мы уже опоздали на все поезда, мы так опоздали..."
* * * Никогда не говори мне: смотри, ты видишь, я люблю тебя, вот, смотри... Никогда не веди меня за собой, не жги меня, не жги мне всё изнутри, Я любовница, я связалась с тобой, зная каждый момент и каждый риск: Я так осторожна, что если уйду сейчас навсегда - ты останешься кристально чист. (с)
Наговори мне целую кассету весёлых слов.. И - уезжай опять. Я буду вспоминать тебя и лето Не только клавишу нажав... Чешуйками дождя покрыты, Как две большие рыбы у причала Стояли корабли. Нас в них качало, Как в люльке... Но это был не страх, а счастье. Тогда не ждали мы ненастья. Оно пришло чуть-чуть поздней... Нас позабыли, или мы забыли Те города и улицы? Дымом окутан город. Он уже не наш. Магнитофон собрал всю память нашу, Нажму я только пальцем На клавишу.
Она была поэтесса, Поэтесса бальзаковских лет. А он был просто повеса, Курчавый и пылкий брюнет. Повеса пришел к поэтессе. В полумраке дышали духи, На софе, как в торжественной мессе, Поэтесса гнусила стихи: "О, сумей огнедышащей лаской Всколыхнуть мою сонную страсть. К пене бедер, за алой подвязкой Ты не бойся устами припасть! Я свежа, как дыханье левкоя, О, сплетем же истомности тел!.." Продолжение было такое, Что курчавый брюнет покраснел. Покраснел, но оправился быстро И подумал: была не была! Здесь не думские речи министра, Не слова здесь нужны, а дела... С несдержанной силой кентавра Поэтессу повеса привлек, Но визгливо-вульгарное: "Мавра!!" Охладило кипучий поток. "Простите...- вскочил он,- вы сами..." Но в глазах ее холод и честь: "Вы смели к порядочной даме, Как дворник, с объятьями лезть?!" Вот чинная Мавра. И задом Уходит испуганный гость. В передней растерянным взглядом Он долго искал свою трость... С лицом белее магнезии Шел с лестницы пылкий брюнет: Не понял он новой поэзии Поэтессы бальзаковских лет.
Дым табачный воздух выел. Комната - глава в крученыховском аде. Вспомни - за этим окном впервые руки твои, исступленный, гладил. Сегодня сидишь вот, сердце в железе. День еще - выгонишь, можешь быть, изругав. В мутной передней долго не влезет сломанная дрожью рука в рукав. Выбегу, тело в улицу брошу я. Дикий, обезумлюсь, отчаяньем иссечась. Не надо этого, дорогая, хорошая, дай простимся сейчас. Все равно любовь моя - тяжкая гиря ведь - висит на тебе, куда ни бежала б. Дай в последнем крике выреветь горечь обиженных жалоб. Если быка трудом уморят - он уйдет, разляжется в холодных водах. Кроме любви твоей, мне нету моря, а у любви твоей и плачем не вымолишь отдых. Захочет покоя уставший слон - царственный ляжет в опожаренном песке. Кроме любви твоей, мне нету солнца, а я и не знаю, где ты и с кем. Если б так поэта измучила, он любимую на деньги б и славу выменял, а мне ни один не радостен звон, кроме звона твоего любимого имени. И в пролет не брошусь, и не выпью яда, и курок не смогу над виском нажать. Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа. Завтра забудешь, что тебя короновал, что душу цветущую любовью выжег, и суетных дней взметенный карнавал растреплет страницы моих книжек... Слов моих сухие листья ли заставят остановиться, жадно дыша?
Дай хоть последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.
Переживи углы. Переживи углом. Перевяжи узлы между добром и злом.
Но переживи миг. И переживи век. Переживи крик. Переживи смех.
Переживи стих. Переживи всех.
И.Бродский
* * * читать дальшеВздохни свободно. Вздохни спокойно. Поставь усталость на подоконник. Присыпь известкой, полей морозом. Все будет твердо. Все будет просто. Не будет пальмы. Цветка не будет. Тепла - не будет. Родятся люди. Они заполнят горшок бетонный, И все начнется. Сначала - гонка За голой, дикой, дотла красивой, Любимой. Дальше - за кружкой пива... Копье придумал, убил оленя. Родилась гонка вооружений... На этом лампой залитом шаре В 2003 родится парень. И он напишет : "Вдохни спокойно. Поставь усталость на подоконник".
Ну что, поэтом побыл немного? Прошла халява. Попробуй - богом.
На асфальте надпись, как загадка, Не перешагнуть, не обойти - Ночью кто-то написал украдкой Слово наболевшее "Прости". Боль вины так в ком-то накипела, Жить с ней больше не хватает сил, У обиженного, словом или делом Человек прощенья попросил. Написал в надежде, чтоб заметил, Слово стороной не обходил И пускай словами не ответил, Только бы поверил и простил! На асфальте броско, ярко светит Слово-покаяние "Прости", Чтобы всем обиженным на свете Груз обиды в сердце не нести
Плывет в тоске необьяснимой среди кирпичного надсада ночной кораблик негасимый из Александровского сада, ночной фонарик нелюдимый, на розу желтую похожий, над головой своих любимых, у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой пчелиный ход сомнамбул, пьяниц. В ночной столице фотоснимок печально сделал иностранец, и выезжает на Ордынку такси с больными седоками, и мертвецы стоят в обнимку с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой певец печальный по столице, стоит у лавки керосинной печальный дворник круглолицый, спешит по улице невзрачной любовник старый и красивый. Полночный поезд новобрачный плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой, плывет в несчастие случайный, блуждает выговор еврейский на желтой лестнице печальной, и от любви до невеселья под Новый год, под воскресенье, плывет красотка записная, своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер, дрожат снежинки на вагоне, морозный ветер, бледный ветер обтянет красные ладони, и льется мед огней вечерних и пахнет сладкою халвою, ночной пирог несет сочельник над головою.
Твой Новый год по темно-синей волне средь моря городского плывет в тоске необьяснимой, как будто жизнь начнется снова, как будто будет свет и слава, удачный день и вдоволь хлеба, как будто жизнь качнется вправо, качнувшись влево.
-
-
13.03.2011 в 21:11Я все такой. По-прежнему вздорный. Рыжий.
В меру упитан. В полном расцвете лет.
Да, не летаю. В общем и целом – не с кем.
И не считаю небо занятьем детским.
Ты –то хоть помнишь? Нет, ты не помнишь. Нет.
Кристера видел. Спился. Весьма уныло
Выглядит на панели твоя Гунилла.
А про тебя я в курсе из новостей.
Стал депутатом в риксдаге ты или где там?
Сто дураков внимают твоим советам.
Ты не пустил на крышу своих детей.
Тихо кругом. И пусто. Ну, разве кошка
Черная промелькнет в слуховом окошке,
С улицы донесется неясный вздор.
Я, не меняя, переодену гетры.
Все как обычно. Осень. Дожди и ветры.
Лень есть варенье и проверять мотор.
Я не летаю. Я не могу - с другими.
Кстати… Ты и не знал – у меня есть имя…
И не узнаешь, но подводя итог,
Я не виню тебя. Все мне вполне понятно.
Капли из низкой тучи еще бодрят, но…
Просто, Малыш, ты вырос… А я не смог.
(с)Дмитрий Якимов
-
-
13.03.2011 в 21:12мрачный, как сто Арто,
рвал записную на листики,
рвал и бросал в окно.
«Знайте же: все меняется,
мы тоже были детьми…
Скажите мне, чем измеряется
расстояние между людьми?»
Нет никакого повода
придумывать или врать.
«Длиной телефонного провода».
И физик поставил «пять».
-
-
13.03.2011 в 21:22И еще одно нежно любимого автора
читать дальше
-
-
13.03.2011 в 21:32В День рождения или к весне…
Я не стану сомненьями мучиться –
Как мне быть и зачем они мне.
Мне хотелось бы белые-белые,
Чтоб ложилось перо на перо,
Чтобы мысли негаданно- смелые
Не сломали в полете крыло.
Вы не бойтесь – они мне понравятся,
Подберите размер по плечу,
Мне так важно успеть не состариться,
Прежде чем я от вас улечу.
Мне так важно увидеть, взлетевшему,
Грустный взгляд и прощанье руки,
И еще не совсем поседевшему
Прошептать, обернувшись – Прости!
Подержите ладонями ветреность –
Я поймаю воздушный поток,
И небес голубая растерянность
Промелькнет под подошвами ног.
Задохнусь от восторга и ужаса,
И оглохну от свиста в ушах…
Мне всегда не хватало так мужества,
Чтобы сразу шагнуть через страх.
Подарите мне крылья… Не можете?
Даже мысленно? Даже во сне?
Неужели ничем не поможете…
На кого же рассчитывать мне?
Ведь же снилось (а сны не сбываются?),
Как из белых больших облаков
В ваши добрые руки спускаются
Перья крыльев моих и стихов…
-
-
13.03.2011 в 22:26Небо воротит морду.
Я говорю с небом.
Я – ничего – не гордый.
Я говорю с небом
На водостоке крыши.
Я говорю с небом –
Небо меня не слышит.
Буду считать звёзды,
Буду плеваться в лужи.
Я говорю с небом.
Небу я на хрен нужен.
-
-
13.03.2011 в 23:41И звуки жизни в вечной теме
Им расшифрованы давно.
Свернулось время по спирали,
Но перед ним такие дали,
Что, если честно, всё равно.
Сквозь крышу прорастает осень.
Его опять по свету носит,
Ночами кружит в облаках:
Но цепь длинней его предела.
Ошейник - половина дела,
Важнее, в чьих она руках.
Когда его никто не видит,
Он любит, на карнизе сидя,
Смотреть на свет через стекло.
Как надоест - луна под боком,
А кто заметит ненароком -
Найдут к утру.
Не повезло…
Совсем один в воздушной яме,
Он, окольцованный цепями,
Наверное, один вдвойне.
Не поддаваясь мыслям старым,
Спешит побыть, почти что даром,
Со звездами наедине.
Обычай смешивать в бокале
Контрастный душ дамасской стали
И сердце синего огня
Его когда-нибудь погубит.
Но он ходить по краю любит,
Своим бессмертьем смерть дразня.
Давно не жив; Давно не призрак,
Он видит землю через призму
Ночных спокойных облаков.
Внизу летает осторожно…
Едва ли, в сущности, возможно
Его избавить от оков,
Однако быть - уже награда.
И не беда, что быть - то надо
Не добрым ангелом совсем.
Его судьба, его свобода
А если не согласен кто-то,
К утру найдут.
А я доем.
(c)
-
-
14.03.2011 в 00:102
3
Автора не знаю.
-
-
14.03.2011 в 19:02электризует волосы - ворот узок.
мальчик мой, я надеюсь, что ты здоров
и бережёшься слишком больших нагрузок.
мир кладёт тебе в книги душистых слов,
а в динамики - новых музык.
город после лета стоит худым,
зябким, как в семь утра после вечеринки.
ничего не движется, даже дым;
только птицы под небом плавают, как чаинки,
и прохожий смеется паром, уже седым.
у тебя были руки с затейливой картой вен,
жаркий смех и короткий шрамик на подбородке.
маяки смотрели на нас просительно, как сиротки,
море брызгалось, будто масло на сковородке,
пахло темными винами из таверн;
так осу, убив, держат в пальцах - "ужаль. ужаль".
так зареванными идут из кинотеатра.
так вступает осень - всегда с оркестра, как фрэнк синатра.
кто-то помнит нас вместе. ради такого кадра
ничего,
ничего,
ничего не жаль.
Вера Полозкова
есть ещё, но на данный момент именно это.
-
-
17.03.2011 в 19:31Никогда не говори мне: смотри, ты видишь, я люблю тебя, вот, смотри..
Никогда, ты слышишь, никогда, никогда мне не лги, никогда не дари
Ничего личного, ничего настоящего, ощущаемого, ничем не свети..
Я - вот она я - я люблю тебя, а ты молчи, ничего не говори, молчи.
* * *
Она поправит юбку, блузку, выпрямит спину, кинет на него взгляд
И словно искры из ее глаз летят; он говорит про жену,
Она не слышит этот звуковой ряд: что-то там "Дети так плохо спят",
Потом резкое "Иди сюда..". Она перебьет: "Не могу это слушать, слишком люблю тебя.
Вот поэтому я прошу: не связывай со мной свою вечернюю жизнь,
Не зови так часто на встречи, давай мне играть с тобой и давай говорить,
На большее - не претендую, большее - это не наш с тобой щит,
Я потому и хожу к тебе, что ты можешь меня обнять, а потом отпустить..."
Он наденет рубашку, галстук, скажет: "Я пахну твоими духами.
Несмотря на редкость встреч - ты завладела моими снами.
Я не знаю, что будет отныне с нами и с этими вечерами ... "
Она бормочет: "Мы уже опоздали на все поезда, мы так опоздали..."
* * *
Никогда не говори мне: смотри, ты видишь, я люблю тебя, вот, смотри...
Никогда не веди меня за собой, не жги меня, не жги мне всё изнутри,
Я любовница, я связалась с тобой, зная каждый момент и каждый риск:
Я так осторожна, что если уйду сейчас навсегда - ты останешься кристально чист.
(с)
-
-
18.03.2011 в 22:571. Просто лирика.
2. Сатира.
3. Ну, как же без этого! Его любовь была изумительной.
-
-
19.03.2011 в 15:01-
-
23.03.2011 в 22:54читать дальше
* * *
читать дальше
-
-
23.03.2011 в 22:59читать дальше
-
-
10.04.2011 в 10:47Улыбаюсь и просто молчу.
Так нельзя, я же всё понимаю!
Понимаю...Но не хочу...
Тихо-тихо пройти стороною
Не смогу - сердце жмётся в тоске...
Я хочу провести рукою
По небритой твоей щеке,
Прикоснуться, едва, губами
К чуть взъерошеным волосам.
И ,чуть слышно, шепнуть:
"Ты знаешь,
Я тебя никому не отдам!"
...Ты чужой и я тоже чужая.
Я не плачу, я просто молчу.
Так нельзя, я же всё понимаю...
Понимаю! Но не хочу...
-
-
14.05.2011 в 22:48среди кирпичного надсада
ночной кораблик негасимый
из Александровского сада,
ночной фонарик нелюдимый,
на розу желтую похожий,
над головой своих любимых,
у ног прохожих.
Плывет в тоске необьяснимой
пчелиный ход сомнамбул, пьяниц.
В ночной столице фотоснимок
печально сделал иностранец,
и выезжает на Ордынку
такси с больными седоками,
и мертвецы стоят в обнимку
с особняками.
Плывет в тоске необьяснимой
певец печальный по столице,
стоит у лавки керосинной
печальный дворник круглолицый,
спешит по улице невзрачной
любовник старый и красивый.
Полночный поезд новобрачный
плывет в тоске необьяснимой.
Плывет во мгле замоскворецкой,
плывет в несчастие случайный,
блуждает выговор еврейский
на желтой лестнице печальной,
и от любви до невеселья
под Новый год, под воскресенье,
плывет красотка записная,
своей тоски не обьясняя.
Плывет в глазах холодный вечер,
дрожат снежинки на вагоне,
морозный ветер, бледный ветер
обтянет красные ладони,
и льется мед огней вечерних
и пахнет сладкою халвою,
ночной пирог несет сочельник
над головою.
Твой Новый год по темно-синей
волне средь моря городского
плывет в тоске необьяснимой,
как будто жизнь начнется снова,
как будто будет свет и слава,
удачный день и вдоволь хлеба,
как будто жизнь качнется вправо,
качнувшись влево.